Строки из далека

      На моем рабочем столе лежит тоненькая брошюрка удивительных стихотворений. 

     Большинству из них скоро исполнится 70 лет.  Написаны они моим дедом, бывшим парторгом 153-го гвардейского полка 73 гвардейской дивизии, подполковником в отставке Иваном Григорьевичем Баташовым, и его боевыми товарищами в самые страшные дни Сталинградской битвы

           Довольно часто я беру в руки эту тоненькую книжку и, осторожно листая пожелтевшие странички, перечитываю и перечитываю слова нежности и любви к своим любимым и таким далеким.

       Это стихи Панаса Деревянко. Может, где-то и сейчас живут внуки и правнуки этого замечательного человека? 

        Пусть они знают, что в далекой, далекой Сибири помнят его и с восхищением читают его стихи, которым скоро исполнится 70 лет

ПАНАС ДЕРЕВЯНКО

Из цикла: «Письма - к любимой»

ПЕРЕД БОЕМ

Любовь моя!.. Ты знаешь - на рассвете,

Под всплески орудийного огня,

Войны нагрянувшей, жестокий ветер

Угнал от отчих берегов меня.

Теперь - пишу у Волги строки эти,

А штыковая схватка - через час.

И, кажется, что не было на свете

Ни тишины, ни встреч, ни милых глаз.

Вот-вот рванется пламя из тумана,-

Но не упустят руки пулемет.

H может быть, твоя любовь, Светлана,

Меня от пули все же сбережет.

Сейчас в дыму, в крови лицо России,

Ho вольной будет отчая земля.

H не осколки, а дожди косые

Падут на онемелые поля.

А если не вернусь я из сраженья

Печаль развей: в беде ты не одна.

H буду жить в колосьях, в птичьем пенье,

В сиреневой метели у окна.

Сентябрь, 1942, окраина Сталинграда.

ПАНАС ДЕРЕВЯНКО

НЕЖНОСТЬ

Ты опять пришла во сне, родная,

Полная и ласки, и забот.

На щеках румянец твой, играя,

Ha меня и свет, и нежность льет.

Адский гром утих у Волги старой,

И траншей губительная дрожь...

Мы – вдвоем… И вновь звенит гитара,

А вокруг - желтеющая рожь.

Дальше - луг шелками трав устелен.

Небо в лунном плавится огне.

И прильнув горячим, легким телом,

Первый поцелуй ты даришь мне...

« К бою!..»  - крик... И сон ушел куда-то.

Лишь волненье сладкое в груди...

Хоть во сне, к далекому солдату,

Ты еще, Светлана, приходи.

Декабрь, 1942, высота 145,5 под Сталинградом.

ПАНАС ДЕРЕВЯНКО

РУКА НЕ ДРОГНЕТ

Моему другу, командиру орудия,

гвардии старшине Петру КОПЫЛОВУ.

С утра нас фриц пять раз атаковал...

И вновь огнем все чешет ближним, дальним,

Как тысячи огромнейших кувалд

Все лупят по огромной наковальне.

Но, как вчера - не подведет рука.

Прицел все тот же: на прямой наводке.

Снаряды и гранаты есть пока

И даже дали нам по стопке водки...

Идите ж, псы, на тризну похорон!

Потом - пусть век льют слезы ваши фрау!

Опять смертельный нанесем урон, -

Ведь мы за мир ведем войну, по праву.

Конец октября 1943 год. Бородаевские хутора,

Днепропетровской области

     

* * *

Санбат у Волги... Ha глазах - бинты.

Длины, как вечность стали дни и ночи.

И голос (может это была ты):

- Верь, парень, будут снова видеть очи!

Придут и годы чудной тишины,

И редко будут горькие разлуки,

И ты об этих ужасах войны

He раз расскажешь светлоглазым внукам.

Октябрь 1942 г.

ПАНАС ДЕРЕВЯНКО

Памяти моего командира орудия Саши ИВЕРШИНА

из Алма-Аты, погибшего за освобождение Украины.

Он пал во время танковой атаки

У одного полтавского села.

Кровь свежая я красная, как маки,

Лицо, значок гвардейский залила.

Он знал, что понесли враги расплату,

Оп знал, что больше не увидит нас...

«Как расставаться тяжело, ребята,-

Дай Зое знать в Алма-Ату, Панас...

Такой подножки от судьбы не ждал я,

Но вы не хмурьте в горести бровей...»

А в роще, радость жизни утверждая,

Незримый, заливался соловей.

Сожмись в кулак, огромный гнев солдата!

Большим костром пылай, святая месть!

За гибель друга мы сполна отплатим,

Ho как родным поведать эту весть?

Где утешительное отыскать мне слово,

Чтоб дать любимой горестный ответ?

Помчаться легче в бой с винтовкой снова,

Чем написать им: «Саши больше... нег».

Август-сентябрь 1943 г.

Мне есть что помнить и чем гордиться. 

А Вам?