Помню, люблю....

       Сижу, просматриваю папки на старом компьютере, который простоял  просто так более 2-х лет сломанным. Отремонтировать его у меня все руки никак не доходили, в тут пришлось срочно вызывать мастера.

   Фотографии, презентации, документы... И друг...

Слезы градом и боль... Я не помню, как эти странички из дневника моей сестры оказались на этом компьютере... 

   

   "Вот сидим две Маши, две кровати друг напротив друга, опускаю глаза, бабушкины маленькие ноги, кожа высохла, как пергамент, тонкая, ногти загнулись в причудливые рожки, почернели, поднимаю глаза, бабушкино милое лицо, глаза не видят, уголки губ, в полуулыбке, морщинки, морщинки, волнистые волосы, как смогла, зачесала гребешком, руки, столько трудились, мирно скрестила пальцы, утопила в складках старенького передника, носом шмыг, старая привычка…

    Вторник.

  Я не знаю смогу ли написать об этом, долго думала, нужно ли вообще…

Вторник. 19-10 автобус прибыл на автовокзал. Смеркается, подхватываю сумку, хочу оттянуть время встречи с болью, в нее окунусь на неделю, об этом я еще не знаю, на душе камень, вспоминаю, как приехала на похороны деда, холодный вагон, Новокузнецк- Кемерово, сижу одна в купе, спать не могу, плакать тоже, на Ленинградской встречают Вовка и дядя Саша, рвет глаза, буду плакать теперь годы, пока не уляжется...

  Мимо частного сектора, налево, магазин Заря, старая аптека, сквер, пожарная часть, Ленинградская, задираю голову, на доме леса, укрепляют балконы, поворачиваю за угол, подъезд, зияет дыра открытого подвала, ступени, почтовые ящики, ступени, лает чья-то собака, пронзительный звук  старого звонка, шаги по коридору, дверь открыли, длинный коридор, застеленный половиками, брат Вовка, бабушка не выходит, иду сама, трогает мои холодные руки, худоба ты худоба, иди, поешь чего-нибудь.

   Коридор, кидаю боязливый взгляд в опустевшую комнату, кровать дяди Саши не покрыта ничем, два шага, на другой кровати синее ватное одеяло, куча неглаженого белья, тети Томины вещи, любимая юбка, рядом на стуле лекарства, ручка, зеленая тетрадка, бумага, не забыть купить, ножницы, название каких - то таблеток, что то еще…

  Вечером приходит Света: состояние критическое, если эту ночь продержится, то остается надеяться на чудо,- Вова уходит дежурить у мамы, мы остаемся с Марунечкой одни…

   Тишина, будь она проклята, прислушиваюсь, как дышит бабушка, бабушка, бабушка, у изголовья родное ее радио, кручу ребристое колесико, потише, вздрагиваю от телефонного звонка, добрые родственники: нет, она не вернется, после такого навряд ли возвращаются - хочется послать всех на ...

   В 2 ночи, бабушка уже сидит на кровати, все поспали, бормочет, что бормочет: господи, помоги, верни мою Тамарочку домой. Знаю одно, мы должны продержаться до утра, если ночью не откроется входная дверь, значит, тетя Тома будет жить еще день.

     Среда.

  Варю бабушке молочную лапшу, блин, такая большая девочка, а не умею варить молочную лапшу, не люблю я ее.

 Иду в магазин, родные дворы, осень так немилосердна, зачем ты так слепишь солнцем, зачем ты так кидаешь еще зеленые листья, жизнь. Я живу, они живут, а голубой больничный корпус? Московская, кондитерская, Трехэтажка, Стекляшка, сыр, виноград, хлебушек, порошок, перчатки, тряпки…Посижу во дворе, колесо, как залезла на него маленькая дура, дядька какой-то полез снимать, дождь начался, вцепилась пальцами, еле отодрал, деревянная сидушка качели-кресла, так треснула однажды по голове, думала коробка  станет плоская…ну вот сижу на скамейке, собирали с мокрого асфальта остатки корзиночки, придурки, сожрали же потом.. уроненный белковый крем вперемежку с песком… 

    Сердце сжимается в ожидании вечера.

-можно мне с вами в больницу?

-зачем, Маш?

-помогу, чем смогу

  Список у телефона: одноразовые пеленки, рубашка… Переходим через дорогу, тут совсем рядом, предательски ноги немеют, разулись, в носках по коридору, хлорка, лекарства, еда больничная,  направо, 5 кроватей вдоль стен, одна посередине, стены пошорканные, в углу раковина, тети Томина кровать около выхода справа.

  Она узнала меня, кивнула, похудела, растеряна, устала, наверное, лежать на спине, туристический стульчик у кровати, Светка притащила из дома, говорит на нем удобно сидеть, спина не устает, подождали последней капли капельницы, колесико вниз, сестричка вытащила иглу, вены плохие, руки мягкие, холодные, синяки от иголок, переодели, укрыли, украдкой бросила взгляд на соседние койки, наткнулась на удивленный, непонимающий взгляд, шепот: как можно так ухаживать, сколько лет живу, не видела такого...  и уже в воздухе, в голове - она же все равно жить не будет…

   Мокрые пеленки в мешок, подгузник в ведро, Вовка нежно гладит мать по руке, глаза …сколько надежды в одних, сколько боли усталости в других, понурые по коридору, Вова остается, застонала пружина входной двери, в лицо воздух, темно в больничном дворе, молча бредем по домам, стыдно признаться сестре, что страшно оставаться одной. 

    Тихо открываю дверь в квартиру: Маша, ты? Поди  сюда скажи, как там она…

   Посижу, моя родная с тобой, буду врать, а как иначе я не знаю.

-Маша, ты вот что, посмотри у меня тыквы под столом, свари-ка мне на утро кашу

-из пшенки, бабушка?

-нет из пшена она горькая, из риса, Машенька.

  Опять гадская тишина…зловеще светятся окна больницы, она напротив, поверни голову вправо и вот он синий корпус, что там сейчас, как там они?

Понимаю, что должна что-то делать, что, пытаюсь связаться с Сашей в Израиле: Маша, сажайте ее, отек легких, и она через 2 дня угаснет, есть ли кресло, специализирована ли кровать, посмотрели ли, что на самом деле в голове, это не травма, Маша, не кровоизлияние, такого человека спокойно можно везти три часа до Кемерово! 

   -Бог мой, какая кровать, сетку, держат две доски, санитары шагают мимо, врач приходит, спасибо ему, а ведь это его святая обязанность…

 Да и дайте ей в парализованную руку что- нибудь, Маш. Например? Например, теннисный мяч, ну желтенький такой, мохнатый... 

 Представляю мяч, жизнерадостный, для двигающихся по зеленому полю людей, как это все несовместимо…

   И все таки кроме меня бабушки и моего кота игрушки, этой ночью здесь появляется еще и надежда, бабушка, тихо бормочет про свет и про то, что боишься что ли, шарит по выключателям, темно, не сплю, тупо смотрю в оранжевое окно телефона, гаснет, жму, горит, гаснет, пишет только Сашка, остальные исчезли…

    Четверг.

   Уже утром бредем с подушкой и сменой белья в больницу, нужно сменить Вовку.

- Ну дорогие мои, кто же вам сказал, что ее можно сажать, в Израиле может и сажают, а у нас извините не Израиль - глаза обвели темные круги, не спал, доброе лицо у вас Илья Гуревич, как вы в этой больнице выживаете..

  Делает выписку, ничегошеньки не понятно, теперь с этим только в аптеку, за расшифровкой.

В палату иду уже без страха, сегодня ввели катетор, в вену рядом с ключицей, что бы не мучить и не мучиться самим...перевернули, поменяли, такие несовместимые с цветом кожи, черно вишневые пятна пролежней, на пятке и на крестце, чем обрабатывать? Водка и шампунь, брр, Свет, это же больно, на ранки шампунь,  это единственный способ, мы отца так обрабатывали, грустно…

    Кровать у окна опустела, теперь на нее с телеги сгрузили костлявую старушку, менингит, лицо так искажается от боли, брови подняты, пристроили доску с краю кровати, что бы не падала, живо вертанули, сменили подгузник, ноги худющие, обмотались чулками…перевожу взгляд на нашу тетю Тому, да она красавица, щеки порозовели, зевает, ребята, смотрите зевает, к ней значит все потихоньку возвратится, опять перевожу глаза на старушку, нет, не жилец она, вид уже не земной, боже, знала бы, знала бы, что она на целых несколько часов переживет нашу тетю Тому!

 Купить мяч, паралон под пятки, крем от пролежней, пеленки голубые, коричневые неудобные, опять мешок испачканного белья, в аптеке через дорогу от больницы наши лица уже примелькались, поспи Вовка, нет мяч пойду искать, бабушка тете Томе лучше, она зевает и она ковыряется в носу, смешно, такие простые вещи, мы их делаем, не замечая… 

    Набираю на экране, тот перечень болезней, что в справке, ставлю пропуски точками и вопросами, ответ уже звучит по телефону, Сашка: Машка, ты понимаешь, это все (точка), то что ты мне пишешь, оно не совместимо с жизнью- молчу, как я скажу им об этом, если они радовались, как дети, когда тетя Тома зевала??!!

    Вот он Вовка, вытаскивает из пакета желтый мячик, нет, Сашка, ты не прав, все будет хорошо, все будет хорошо…

   Идем в больницу, смена пеленок, фурасимид, снизить давление, медленно капает капельница, здравствуйте тетя Тамара, вот и мы опять, хватит Вам уже лежать, пора домой, ну, Светка, не смейся только, мяч нужно в парализованную руку, что бы когда она выздоровеет, ладонь была не в кулачок сжата…сколько надежды…

   Вовкина рука разжимает такие беспомощные податливые пальцы матери, кладет в ладонь мягкий желтый мячик, дорогая моя, тетя Тома, понимала ли ты, понимала ли зачем все это мы делаем, поворачивала лицо к Вовке, хотела последний раз в жизни насмотреться на лицо сына, что бы никогда больше не увидеть его.

   Сегодня у нас веселый день, я даже нажарила котлет, бабушка даже похвалила, в больнице все хорошо, Вовка поспал, завтра приедет Сережа, и, глядишь, дело пойдет на поправку.

   Бабушка у окна весь день выла и кричала, требовала пива и водки, у нее агония, сын убирал пену изо рта столовой больничной ложкой, бедняга, как мучается она, как брови подняты, черная дыра вместо рта, вдруг подумала, а она наверно была хулиганка по натуре...

    Опять скрипит пружина, в лицо теплый воздух, как хочется погулять, бредем домой, в подъезде темень, а кому я нужна, в одной руке подушка, в другой мешок грязного белья, тычусь ключом в замок, наконец, нахожу, телефон пищит, смс, Курбатова куда делась, учеба в среду, в воскресенье живопись. Пьем? Ну, пьем, Тань, вернусь ежели домой, а не прямо в дурку, напьемся…

    Бабушка ждет, сидит, смотрит куда? Машенька, вот послушай, если Тамара умрет, там дедовы медали под ключом, в ящике, возьми, вдруг Вовка пить начнет, ну, бабушка, че говоришь, возьми сказала- тащусь в комнату, скорей свет, в памяти уже не та комната и никогда прежней не станет, в памяти простыни на зеркалах, народ, тяжелый запах цветов, 18 лет прошло, а спать тут не могу…

Опять ночь, спать, нет, не спать, не могу..

     Пятница.

Каша из тыквы. Маша вкусная какая, нет Тамара такую нам не варила, она по- другому..., а на ужин думайте чего, Сережа ведь приедет. Бабушка, чай с мелиссой, пей, не горячий, сыр, хлеб мне пошто такой маленький дала. Я же корку отпилила всю, ну вот еще чего, я деснами привыкла жевать.

   Маш, в аптеку пошли, там целая полка с кремом, я не разберусь сам.

    Дождь, пар изо рта, пеленки, крем, рубашка, творожок, бутылка воды…

    Консультирует, довольна, всучить нам побольше бутылок, неприятная девица, зубы с гнильцой, шампунь, вам ни фуфло какое, германия, лосьон, крем по уходу, пластырь с серебром на целых десять дней, целых десять дней, целых десять дней, потом придете, купите новый, но это через целых десять дней……………, а нам осталось ДВА

   Мы счастливы, капельница докапает, зеленый тазик, пена, полотенце, мыть, скорее мыть, на бочок, вот так, держим, черт увлеклись, а тетя Тома замерзла, Свет, блин, мы чего то натворили, иди, спроси у врача, почему ее так всю трясет, мама, замерзла, кивает, сейчас, сейчас укроем, ну вот теперь кремом, тетя Тома мы целый салон красоты, вы здоровая туда не заглядывали, а мы к вам сами пришли, улыбается, на боку, приятно, мажу спину кремом, пластырь на пятки, паралон, пластырь на крестец, ну и славно, как ребенок ей богу.

    Вовка поспал, днем солнце, 11 ступенек, пролет, 11 ступенек…Маша не держи меня, сама пойду дальше, да ветер какой холодный, бабушка, пойдем ко второму подъезду, там скамейка вся на солнце.

     19-30, Сережа, ну вот сегодня ночью не будет так страшно. Пеленки, 4 бутылки физраствора, в аптеке, Сережа бледный, потом сказал, что не видел раньше никогда людей в таком состоянии, готовился, не подумала бы, держится достойно...

   Она всех узнала, Сереже кивнула, он с ней поговорил, пыталась сказать пить, смешно так губы надувала, обычная процедура, пеленка валиком, простынь, повернули, полежали, отдохнули, повернули, в шесть рук легче, я мазала., мы завтра опять придем, подошли все по очереди, спокойной ночи пожелали.

    Опять пружина скрипит, свежий воздух в лицо, жить хочу… Сереж, может, походим, с пеленками-то, а чего, пятница, Юрга гремит салютами, пьяные пары, свадьбы в столовках, аптека, бабушке микстуру какую на травах, что бы спала лучше, смотрим чулки для лежачих больных, рядом пьяная парочка, у нее порвались колготки, со свадьбы, ржут, у меня простуда на губах, толком не спала и не мылась, руки пахнут больницей и кремом от тропических язв, между нами пропасть, захочу ли вернуться к вам , обычные люди?

   Суббота.

   Сегодня день поминок, год как нет дяди Саши, мы с Сережей должны сменить Свету в больнице

Как гром среди неба, она в бессознании, никого не узнает, наклоняюсь над кроватью, лежит женщина, но тети Томы в ней нет, зрачок делает движение в сторону, как пишущая машинка, щелк и возвращается назад, в сторону, назад, в сторону, назад…

    Навестили деда, убрали сухую траву, поставили цветы, долгая дорога домой, кладбище разрослось, город вымирает, превращая детство мое в усыпальницы, киргородок, мимо свадьбы, магазинчик, вода, шоколадка, дом, Маша, Сережа, идите есть, у нас всего навалом, с поминок принес из столовки..

  

  Физраствор ( зачем не лекарство, зачем они просят физраствор), гоню догадку, пошли, синие мешки на ноги, коридор, направо, у мамы агония, не смотри на меня так, а что ты хотела?, Вовка неспокоен,  суетится, делает много движений, садится у кровати, гладит тети Томину руку, обводит нас неверящим взглядом, все в нем и надежда и вызов и что за чушь ты несешь, ей вчера было хорошо…

   Мы упрямо делаем последнюю процедуру, меняем простынь, на ногах яркий рисунок из вен, трупные пятна...

    Родственников старушки у окна, просят уходить по домам, вы ничего уже не сделаете, впереди еще хлопоты (понятно какие) и пара бессонных ночей…мы в надежде, что нас не прогонят, вам тоже самое, вы уже ничего не сделаете, мы вам позвоним… я буду с матерью, уходите, уходите, не хочет верить. Иду в сестринскую, на столе пельмени, готовятся ужинать, сытые, полные жизни, жизнь, подожди, не покидай, нас, пожалуйста, может это просто сбой, ошибка, останься, шепотом, я прошу:

-дайте успокоительное брату

- что же он ведет так себя, взрослый человек, всякое бывает

-он год назад отца похоронил, вот теперь мать.

   Чувствую себя предателем, как мы его здесь оставим, молчим, побежденные собираем мокрые пеленки в мешок. По очереди подходим к тете Тамаре, я вдруг понимаю. Что есть душа, и что ее нет и что самое красивое, что у нас есть это она.

 Темный больничный коридор, Вовка взъерошенный, маленький и все таки сильный, пружина скрипит, воздух, двор, дом, квартира, бабушка родная, все будет хорошо…

В пятом утра, включился свет в коридоре.

  Понедельник.

Вот сидим две Маши, две кровати друг напротив друга, опускаю глаза, бабушкины маленькие ноги, кожа высохла, как пергамент, тонкая, ногти загнулись в причудливые рожки, почернели, поднимаю глаза, бабушкино милое лицо, глаза не видят, уголки губ, в полуулыбке, морщинки, морщинки, волнистые волосы, Сережа причесал гребешком , руки, столько трудились, мирно скрестила пальцы, бардовое платье, последний раз одевала на похороны мужа, 18 лет прошло, кружевной воротничок заколот брошкой… пахнет валерьянкой и корвалолом

   Молчали тогда в коридоре, не знали, как сказать, переводили глаза друг на друга, а она так метнулась в коридор, по дороге ударившись опять об невидимый шкаф: что молчите, что молчите, Тамарочка умерла, да? умерла, Томочка, доченька, не поднимутся больше твои ноженьки, из дома уносили и теперь не сама придешь…

   Тетя Тома, помню так боялась грозы, плыли на пароме, так гремело и лило, а она все молилась…, а теперь там совсем одна, кто-то снимет все наши криком наполненные пластыри с ее тела и этот желтый мячик, жизнь в комке..

    Последняя одежда, чулки, юбка, она ее любила, надо завтра зашить на машинке, смотри, шов разошелся, кофточки нет, кто знал и комбинация в красный горошек, шелковая…

   В пять привезут гроб, поднимут откроют и я пойму, что ее там нет…

     Она везде, на черно - белых фото, худенькое личико, большой рот, кудрявая растрепанная голова, старенький серый пиджак, мужская шляпа, здесь уже начала полнеть, высокая прическа, портретно сложила руки, вот у дома на Ленинградской, пальтишко снегурочье, мехом оторочено, а это юная совсем, нежное лицо, такое нежное…

   Бабушка успокоилась, как привезли, руки искала ее холодные, хорошо не видит, подумала, пусть она останется прежней для матери, все спрашивала, а кофточку белую купили, тапочки то большие какие моей доченьке, лучше чем маленькие, крестик в руку положили? а платочек повязали, так покорно сидела, маленькая стала такая, все спрашивала. кто тут рядом, невидящими глазами…

    Чужую беду руками разведу, а своей ума не приложу…мало, кто в понедельник пришел, работа, картошка. Жизнь, в конце концов...

Сиротливо сидели у гроба, уходили на кухню, походить по улицам, возвращались, опять садились…

     Вторник.

    Вы уйдете, а мы останемся, со своей бедой…много людей, молчат, шепотом, тихо движутся, скоро понесут, собираю сумку на кладбище, валерьянка, пустырник, корвалол, вода, стаканчик, нашатырь…

    Кончилось быстро все, помню только из машины по дороге резануло по глазам, ковш экскаватора, вверх комья густой кладбищенской земли, красная пластмассовая гвоздика между чернотой и железом..

   Дома тихо, сдернула поспешно простыни с зеркал, ковер раскатала, поменяла  четкий порядок стульев, чтоб не напоминало, если бы так прибрать у себя в душе…невозможно.

  Светает, автобус вырулил на магистраль до Новосибирска, слезы текут без моего на то спроса, поднимаю глаза к облаку и понимаю, что нас просто разделила невидимая черта, когда-нибудь мы все встретимся…"

   Спасибо тебе, моя дорогая сестричка. За эти строки низкий поклон тебе.

  Даже спустя 10 лет я НИЧЕГО не помню. Моя память, спасая меня от сильнейшего нервного срыва, захлопнула эти странички.

      Дорогая моя мамочка! Я тебя люблю, ты можешь гордиться мной. Вы с папой вырастили достойную дочь.